[lwptoc]
Первая часть нашего материала вызвала большой резонанс. Мы увидели много критики в свой адрес, хотя трудно назвать критикой навешивание ярлыков и обвинения в троцкизме и работе на Госдеп. Но в этом бурном потоке были и более конструктивные попытки поповцев защитить своего гуру. В связи с этим мы считаем необходимым внести некоторые поправки в первую часть материала против Попова и расширить первоначальную аргументацию.
В первую очередь изменения затронули главу «Экономика страны». Были изменены стилистика и построение текста: убран ряд абзацев, некоторые абзацы были переставлены местами для улучшения целостности изложения и пущей наглядности. Но самое главное – мы дополнительно подкрепили все рассуждения ещё большим количеством фактических данных, цифр, документов и примеров (и исправили неточности, поскольку ранее были предоставлены недостоверные данные по вывозу капитала). Были добавлены данные по банковским активам, величине займов, структуре кредитов, связям с промышленностью, данные по вывозу капитала и т.д. Вместе с тем против идеи «ростовщичества в РФ» мы выдвинули новые аргументы, опирающиеся на факты и «Капитал» Маркса. В конечном счете мы с новой силой подтверждаем свои прежние выводы.
Изменения коснулись главы «Международная обстановка и фашизм на экспорт». Стилистика и построение текста были слегка изменены. Мы решили сконцентрироваться на самой концепции «фашизма на экспорт». Все утверждения теперь дополнительно подкреплены фактами, примерами и цитатами различных исследователей: Г. Димитрова, А.С. Бланка, К.И. Зародова и др. Также были добавлены некоторые неизвестные страницы истории этой концепции (от ее первого появления в 1975 году до нынешних дней). Вместе с тем были более подробно освещены условия для перехода к фашизму, его проявления во внутренней и внешней политике и пр.
Теперь перейдем непосредственно ко второй части материала. Г-н Попов изучает не только современный мир. Он также устремляет свой взор на социализм: его устройство, его появление и развитие, борьбу за него и т.д. Тут есть, что рассматривать и есть, что критиковать.
СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ
В знаменитом сочинении «Государство и революция» Ленин заметил:
«Кто признает только борьбу классов, тот еще не марксист, тот может оказаться еще невыходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной политики. Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа…» [1]
Отношение к диктатуре пролетариата является лакмусовой бумагой, отличающей коммуниста от фразера и оппортуниста. Если сравнивать отношение к ней Попова с отношением Зюганова, Кургиняна, Бузгалина или Кагарлицкого, то может показаться, что перед нами настоящий марксист.
Попов сосредотачивает внимание на Советах. Кажется, что ничего плохого в этом нет. Попов постоянно подчеркивает, что отличие Советов от буржуазных органов заключается прежде всего в принципе выборов.
«Советы – это органы, которые формируются не по территории, не по избирательным округам, а они формируются через трудовые коллективы…» [2]
«Слово Советы стояло и в Конституции РСФСР 1918г., и в Конституции СССР 1924г., однако избрание депутатов через трудовые коллективы, что только и делает избираемые органы Советами, не было в этих основополагающих документах закреплено.» [3]
Из этого он выводит следующее утверждение: якобы только производственный принцип делает возможным отзыв депутата и контроль за его деятельностью.
«Можно ли вот всех избирателей, которые его избирали, собрать, чтобы они его отозвали? Это невозможно. По крайней мере, без оружия. Потому что вы не можете нагнать такую толпу, выгнать людей из жилых помещений и заставить голосовать. Другое дело фабрика, завод…Они провели конференцию и отозвали представителя городского Совета, а городские и областные Советы направляли своих депутатов уже на съезд Советов. Так было при Ленине и так было до 1936 года…» [4]
«Можете себе представить, если он там представляет 1.5 млн или 600 тысяч избирателей один депутат в Верховном Совете? Все. Это значит вы их никогда снизу не соберете. Никогда не отзовете.» [5]
Поэтому, согласно Попову, после 1936 года Верховный Совет стал буржуазно-демократическим органом, а Советы перестали быть Советами: «…переход еще в середине 30-х годов к характерным для буржуазного парламентаризма выборам по территориальным округам означал «тихое» устранение Советской власти…Прекратилось самодеятельное, инициативное формирование и переформирование законодательных органов, практически невозможным стал отзыв депутатов…» [6].
Чтобы доказать или опровергнуть эти высказывания, нам необходимо разобраться: в самом ли деле только производственные выборы делают Советы Советами и действительно ли территориальные выборы усложняют отзыв депутатов.
Отстаивая производственный принцип выборов, Попов ссылается в т.ч. и на Ленина:
«В написанной В.И.Лениным Программе РКП(б) подчеркивается следующая главная, более того, определяющая особенность Советского государства: «избирательной единицей и основной ячейкой государства становится не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика)». Эта особенность делает практически осуществимым контроль избирателей над своими депутатами и отзыв тех из них, кто не оправдывает доверие трудовых коллективов…» [7]
А что пишет Ленин в оригинале? Давайте взглянем на более развернутый текст из программы:
«Обеспечивая для трудящихся масс несравненно большую возможность, чем при буржуазной демократии и парламентаризме, производить выборы и отзыв депутатов наиболее легким и доступным для рабочих и крестьян способом, Советская власть в то же время уничтожает отрицательные стороны парламентаризма, особенно разделение законодательной и исполнительной властей, оторванность представительных учреждений от масс и пр.<…> Советское государство сближает государственный аппарат с массами также тем, что избирательной единицей и основной ячейкой государства становится не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика).» [8]
Посмотрите, как Попов оперирует словами. Да, Ленин говорит о производственном принципе, но он не выделяет его как что-то, стоящее над остальными особенностями. Мы видим целую совокупность особенностей Советской республики: облегчение выборов и отзыва, преодоление оторванности от масс и соединение властей в противоположность парламентаризму. Попов же откидывает всё это, оставляет один только производственный принцип и объявляет его главным в Советах.
Обратимся к «Государству и революции», одному из главных сочинений по диктатуре пролетариата. Здесь Ленин подчеркивает превращение представительных учреждений в «работающие» учреждения:
«Выход из парламентаризма, конечно, не в уничтожении представительных учреждений и выборности, а в превращении представительных учреждений из говорилен в «работающие» учреждения. <…> …парламентаризм буржуазного общества Коммуна заменяет учреждениями, в коих свобода суждения и обсуждения не вырождается в обман, ибо парламентарии должны сами работать, сами исполнять свои законы, сами проверять то, чтоб получается в жизни, сами отвечать непосредственно перед своими избирателями. Представительные учреждения остаются, но парламентаризма, как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет.»[9]
Каким бы ни был избирательный принцип – территория или производственная единица – функции органов власти, принцип их работы, их полномочия, связь с массами и пр. остаются неизменны. Они не зависят от принципа выборов.
Одной из важнейших черт диктатуры пролетариата является соединение властей в противовес парламентаризму. Если Советы суть и исполнительные, и законодательные органы, то парламент – это только законодательный орган, «говорильня», как выражается Ленин. Но это – не единственная особенность Советов как органов диктатуры пролетариата. Её отличает вся совокупность аспектов и признаков: создание органов снизу-вверх самими массами, упрощение и облегчение процедуры выборов-отзыва, соединение властей, сближение государственного аппарата с массами, ликвидация бюрократизма и прочее.
Не избирательный принцип тут главный. Более того – он изменчив и зависит от конкретно-исторической ситуации, а сама суть от этого не изменится. Будет ли формироваться Совет по фабрикам или территориям – это все равно будет Совет.
Наглядной иллюстрацией этому служит опыт советской конституции 1936 года, ведь именно в ней был закреплён переход Советов на выборы по территориям. Изменения в конституции СССР – в том числе избирательного принципа – были вызваны двумя факторами. Главным образом, на это повлиял новый этап в жизни советского общества – построение социализма. Это требовало соответствующей формы диктатуры пролетариата и соответствующих изменений в конституции. В меньшей степени на это повлияла специфичная мировая обстановка (рост фашистских настроений и государств и пр.).
Новая конституция стала коллективным решением трудящихся масс (можно встретить утверждения, что её писал лично Сталин или Бухарин). В 1935 году VII съезд Советов решил внести серьезные изменения в конституцию 1924 года. Речь по большому счету шла о новом документе, который бы отразил все изменения советского общества. К августу 1936 года был написан и подготовлен первоначальный проект новой конституции. Его опубликовали в «Правде». Тогда же началось всенародное обсуждение. Рабочие и крестьяне, интеллигенция и рядовые члены партии вносили свои правки, поправки, писали во ВЦИК или партию. В конечном счете в декабре 1936 года была оформлена и принята новая конституция.
Реальное положение дел таково, что даже в 60-80-е годы – в самый расцвет ревизионизма – депутатов продолжали отзывать. Так, «…с 1960 по 1982 г. из состава всех Советов было отозвано более 9 тыс. депутатов; в 1981 году из состава местных Советов – 387»[10]. А непосредственно из Верховного Совета СССР ещё с 1950-х гг. было отозвано около 13 депутатов[11].
Процедуры выставления и отзыва кандидатов были организованы в первую очередь по трудовым коллективам, партийным органам, профсоюзам, общественным организациям и иным объединениям трудящихся, а непосредственно голосование – по территориям. Один депутат в ВС СССР представлял 300 тысяч избирателей[12], а конституция РСФСР 1937 года, например, предписывала выставление одного депутата на 100 тыс. населения[13]. Г-н Попов очень любит спекулировать на эту тему и значительно завышать цифры, что мы уже видели. Замысел ясен – чем больше цифра, тем нагляднее и правдоподобнее выглядит тезис про трудность или невозможность отзыва.
Некоторые могут возразить: «отзыв, конечно, был, но его инициировали и организовывали сверху. Сами массы уже ничего не решали». К слову, именно такой тезис прозвучал совсем недавно от Попова[14]. Отметим, что данная проблема не нова. Некоторые исследования отмечают, что и в 20-е годы отзыв депутатов по большому счету происходил по инициативе сверху, а не по решению самих избирателей[15]. Ряд авторов на фактическом материале показывает, что практика отзыва в 1917 – 1936 гг. была далека от радужной и прекрасной картины, какую нам расписывает господин профессор[16].
Но такие проблемы связаны не с какими-то особенностями Советов самих по себе. Это трудности, с которыми столкнулась советская система в определенных условиях. Такие проблемы поправимы и разрешимы. Попов же абсолютизирует одну сторону дела, один аспект. При этом данный аспект вовсе не гарантирует, как мы видим, действительный отзыв депутата по инициативе самих избирателей. Указанная выше проблема связана с массой факторов. Игнорировать эти вещи – значит впадать в заблуждение.
Как мы видим, новая конституция была подготовлена при активном участии народных масс, перемены в избирательном принципе не устранили ни саму возможность отзыва, ни реальный отзыв, а Советы не стали подобием парламента.
В итоге Попов готов откинуть почти всё, чтобы объявить систему Советов после 1936 года не Советами, а парламентом. Он подсовывает трудящимся неверное представление о Советах и формах диктатуры пролетариата вообще, начиная с того, что главное в Советах – это якобы избирательный принцип. Это не подтверждается ни фактически, ни теоретически.
Опираться на опыт Советов как ориентир, конечно, нужно. Коммунисты прошлого до Советов опирались на опыт Коммуны. Но не стоит искажать их сущность и историю. Не стоит абсолютизировать эти органы. Формы диктатуры пролетариата создают народные массы в ходе революционной борьбы. Это доказывает опыт и Франции 1871 года, и России 1905 и 1917 годов, и стран народной демократии. Мы не можем заранее предсказать, что создадут массы в будущем: принципиально новые органы или же Советы в новом качестве. От революционного творчества масс нельзя отворачиваться – его нужно принимать и быть к нему готовым.
Предлагать же рабочему вместо знаний веру, а вместо научной теории домыслы и ложь – преступно. Это означает вести трудящихся к поражению. Вера в избирательный принцип Советов до 1936 года дошла до того, что РПР даже выдвинула авантюрную схему «Советы – двоевластие – Октябрь»[17], по которой нужно только создать Советы на предприятиях, а потом якобы будет как в 1917 году. Но Советы возникали во время основных событий, а не до них. Двоевластие возникало в ходе событий, а не до них. И коммунистическая партия играла не последнюю роль в этом деле.
В конечном счете мы получаем ложное представление о Советах на основе подлогов и глупостей и банальное нежелание опираться на исторический опыт, следовать разуму и науке, а соответственно развивать теорию и вести трудящихся к победе. Такими намерениями дорога вымощена лишь в темноту и невежество, что ведет рабочий класс к поражению.
КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ В СССР
1. Попов и диктатура пролетариата
Профессор Попов негативно оценивает период после XXII съезда КПСС, на котором термин «диктатура пролетариата» в программе партии был заменен «общенародным государством». Профессор сообщает:
«Государство диктатуры пролетариата в одночасье после решения 22 съезда превратилось в государство буржуазии… Буржуазии при социализме не было. Как только такое решение приняли, что стал собой представлять весь государственный аппарат? Он стал представлять собой тех людей, которые фактически господствуют над средствами производства…теперь они должны были и могли эти средства производства пускать в ход для своих интересов. Образовалась такая каста людей, которые использовали средства производства в своих интересах… В СССР после 1961 года появилась частная собственность правящей номенклатурной верхушки…»[18]
«…появилась коллективная частная собственность, поскольку уже не в интересах рабочего класса шло производство, а в интересах вот этой кучки управленцев… И наконец они потом взяли и переделили. И получили уже частнохозяйственный капитализм.»[19]
По мнению Попова, после XXII съезда в стране образовалась «совокупная буржуазия» – «номенклатура», весь государственный аппарат. Иными словами, он говорит о том, что после 1961 года в СССР был установлен государственный капитализм. Однако профессор называет это не государственным капитализмом, а переходным периодом от социализма к капитализму:
« – Это был государственный капитализм, как я понимаю?
– Нет, это был переходный период. Вот был переходный период от капитализма к социализму 1917-го по 1936 год примерно. А когда отказались от главного в марксизме…началось разложение, началось уничтожение всего того, что раньше строилось и развивалось…»[20]
«С 1961 года КПСС не может считаться коммунистической партией, а будучи правящей, она уже не может осуществлять диктатуру пролетариата, а может лишь реализовывать диктатуру буржуазии. Установление диктатуры буржуазии привело к тому, что буржуазное государство стало осуществлять переход от социализма к капитализму, который завершился в 1991 году»[21]
Перейдем теперь к более подробному рассмотрению его позиции.
Для превращения пролетарского государства в буржуазное недостаточно изменить программу партии. Смена класса у власти означает коренное изменение типа государства, органов власти, системы права и пр. Это справедливо как для революции (от французской монархии к республике, например), так и для контрреволюции (реставрация Бурбонов во Франции, например). А было ли в 1961 году коренное изменение политической системы, коренное изменение надстройки? Было ли коренное преобразование органов власти?
Попов и Ко говорят, что оно было – ещё в 1936 году. Но мы уже выяснили, что это не так. Да и после 1961 года Советы не стали только законодательным органом. Они по-прежнему строились по принципам соединения властей, отчетности и отзыва, работы на непрофессиональной основе и т.д. Коренных структурных изменений не было. Такие изменения начали происходить лишь в годы перестройки.
Конечно, это не означает, что партия и её идейно-теоретическая база не менялись. Хрущевское руководство, как и его последователи, постепенно искажали марксизм-ленинизм. Стараниями М.А. Суслова – ответственного за пропаганду и идеологию – марксизм-ленинизм превратился в выхолощенный набор общих фраз.
Вместе с тем провозглашалась т.н. «отмена диктатуры пролетариата» (формальный отказ от главного в марксизме, что привело к некоторой дезорганизации рабочего класса и ослаблению его бдительности), проводились неправильные реформы в экономике и т.п.
Но можно ли на этом основании говорить, что партия стала буржуазной, что государство стало буржуазным? Мы считаем, что однозначно и категорично ответить на данный вопрос нельзя.
Мы видим, что в отношениях между партией и классом начался новый этап – рост противоречий. Партия стала постепенно отрываться и отдаляться от рабочего класса. Стал нарастать бюрократизм и мелкобуржуазные настроения.
По мере роста противоречий социализм все более и более угасал, превращался в красивую вывеску. Подготавливался переход к капитализму, готовилась почва для контрреволюции. Но говорить о непосредственной наступившей контрреволюции, госкапитализме и пр. с 60-ых годов не приходится.
2. Попов и госкапитализм
В марксистской науке государственный капитализм понимается как простое преобладание государства в экономике, как контроль за деятельностью капиталистических предприятий[22] . Профессор Попов же говорит про «абсолютный госкап», который просто поглотил всё хозяйство. Но такое понимание неверно.
Примером может служить современная Беларусь (про которую сам Попов говорит, что там госкап[23]) . Единственное, что разительно отличает Беларусь от США, Франции, Никарагуа или России — это большее участие государства в хозяйственной жизни. Политический строй – буржуазная демократия с типичными для него разделением властей, парламентом, многопартийностью и пр.
Конституция Беларуси говорит о разных формах частной собственности: частной (в смысле отдельно взятых собственников), государственной и прочих. Гарантирует всем право собственности и предпринимательской деятельности. Также имеются предприятия полностью или частично находящиеся в частных руках (Fenox Group, например). Многие предприятия построены как акционерные общества. В стране действуют частные коммерческие банки, в том числе иностранные (ВТБ, Сбербанк, Газпромбанк) и т.д.
Хоть мы и привели в пример Беларусь для пущей наглядности, это все же не вполне корректно. Беларусь – как другие страны – характерна наличием монополий во всех сферах экономики: банки, промышленность, торговля, транспорт и пр. И вернее было бы говорить о государственно-монополистическом капитализме ( сокр. ГМК). Не просто участие государства в хозяйственной жизни, а слияние монополий с силой государственного аппарата.
Именно его мы и наблюдаем в Беларуси. Исходя из слов г-на Попова, «капиталистический строй» Советского Союза стоило называть именно ГМК, а не просто «государственным капитализмом».
3. Попов и «переходный период»
Переходный период, будь то революционный или контрреволюционный – это коренное преобразование всей общественной жизни. Этот период соединяет в себе существенные черты разных социально-экономических формаций[24]. Проще говоря, происходит существенное изменение политической надстройки (типа государства, системы права, органов власти и пр.), экономики и культуры, структуры общества и так далее.
Вспомним Октябрьскую революцию. За один только год большевики предприняли важнейшие меры по ликвидации капитализма и построению социализма. Они создали рабочий контроль на предприятиях, создали первый орган планирования (ВСНХ), национализировали банки, национализировали торговый флот и внешнюю торговлю, отменили частную собственность на землю, национализировали сахарную промышленность, приступили к национализации энергетической сферы и т.д. И все это – экспроприация экспроприаторов, формирование общественной формы собственности. По-другому быть просто не могло.
Когда в СССР происходили такие изменения? Согласно точке зрения буржуазии, переходный период был в 1987 – 1991 гг.[25] Более того – с такой оценкой выступал и сам профессор Попов:
«…настоящий смысл перестройки…начинает раскрываться. На это указывают происходящие перемены. Например, в экономике речь сначала шла о многообразии форм социалистической собственности…тогда заговорили о многообразии форм собственности…На самом деле проводится идея о приоритете частной собственности…права общественной собственности урезаются, а частной за счет этого расширяются……Наряду с этим в стране полным ходом идет формирование «нового» социального класса – класса паразитов и эксплуататоров, рвущихся к власти… Перестройка – переход к другому строю, перемена строя, навязывание нашей стране другого строя.»
«…содержание реформ в экономике…свелось к целенаправленному развалу государственного сектора…в социальной сфере по существу происходит ликвидация социальных завоеваний, трудящихся… В культуре идет интенсивная пропаганда западного образа жизни… В политике налицо…ликвидация Советской власти, замена ее по сути буржуазным парламентаризмом. Важнейшими…являются меры по устранению Коммунистической партии… Общество стремительно поляризуется на бедных и богатых…О разрушении социалистического государства говорит прежде всего падение законности и рост преступности… Разрушается Советское социалистическое государство – государство трудящихся… Разрушается все: производственные связи и система распределения, правопорядок и дисциплина, культура и искусство, наука и образование. Рушатся самые основы жизни общества» [26]
Примечательно, что данные строки были написаны в работе 1991 года. Ранний Попов оказывается «не равен сам себе» и опровергает высказывания позднего Попова о госкапе и переходном периоде.
И действительно, несмотря на авторов, в данном вопросе они правы. Именно во время перестройки идет преобразование надстройки и базиса, т.е. начинается переходный период. Под руководством Горбачева, Яковлева, Ельцина, Гайдара и прочей кодлы начинается реставрация капитализма. Именно тогда было коренное переустройство всей общественной жизни, проводится закон об индивидуальных трудовых доходах, вводится полный хозрасчет, новый закон о кооперации, идет создание совместных предприятий с иностранным капиталом, закон “О собственности” и приватизация, гласность, “альтернативые выборы” и т.п. Контрреволюция и реставрация – это не 1961 год и последующий период. Это период 1987 – 1993 гг.
Контрреволюция не нагрянула внезапно, не свалилась, как снег на голову. Причём Попов и его компаньоны верно пишут в своей брошюре 1991 года, что имели место предпосылки[27]. Авторы говорят в первую очередь о товарности в непосредственно общественном хозяйстве, мол, противоречие между ними, дальнейшее усиление и развитие товарности привели к серьезным последствиям и в конечном счете к перестройке. Это правда, но не вся.
В первую очередь стоило бы отметить качество главного звена всей этой цепи – партии. Мы не хотим сказать, что вся вина на партии, что пришел Хрущев и все погубил, что достаточно «отменить диктатуру пролетариата» (это было бы идеализмом). Мы хотим сказать, что диктатура пролетариата означает сознательное управление хозяйственной жизнью общества (всей жизнью вообще). А значит и роль передового отряда пролетариата, его мозгового центра, имеет важное, если не решающее значение.
Если партия руководствуется живой наукой марксизма-ленинизма и тесно связана с массами рабочих, то она в принципе способна преодолеть невзгоды и негативные тенденции. Например, контролировать и уничтожать товарность (как предлагал Сталин), а не развивать её (как делал Хрущев и пр.), упорно и жестко бороться со старыми привычками и пережитками (как, например, в 20-30-е годы), а не потворствовать им, и т.д.
Потому в числе важнейших предпосылок нужно отметить снижение теоретической грамотности членов партии. На наш взгляд она была вызвана многими факторами: тяжелейшие условия социалистического строительства и адская практическая работа, по выражению Сталина[28]; упор на административную сторону дела, война и гибель многих коммунистов и многое другое. То есть, само снижение теоретической грамотности было вызвано объективными условиями.
Стоит отметить и огромное множество культурно-исторических пережитков в массовом сознании, отсутствие исторического опыта, на который можно было опираться и от которого можно было бы отталкиваться и т.д.
К сожалению, это пока всё, что можно сказать на данном этапе, общими мазками и в общих чертах. Естественно, на этом тема не исчерпывается и подробнее тему с контрреволюцией мы разберем в грядущих материалах.
Что в итоге?
Поповская теория о наступившем в СССР с 1961 года «переходном периоде от социализма к капитализму» (с бюрократией как буржуазией) не выдерживает критики. Переходный период начался с 80-х годов и сопровождался существенным изменением политической надстройки, культуры, экономики и состава общества.
Вместо серьезной работы и попыток проанализировать советский опыт, наши «пролетарские» профессора лишь туманят разум трудящихся, уводят от истинного понимания сути вещей. Тогда как рабочему классу нужно изучить советский опыт, выявить причины и ход контрреволюции, что позволит избежать ошибок в будущем социалистическом строительстве.
«ТРУДОВАЯ ТЕОРИЯ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ»
Поговорим теперь об экономическом вкладе профессоров в марксизм – «трудовой теории потребительной стоимости». К примеру, г-н Галко заявляет, что разработка такой теории – великий научный подвиг[29]. А г-н Ельмеев – главный сочинитель – говорит о создании новой экономической парадигмы[30].
Эти открытия и подвиги крутятся вокруг количественного измерения полезности продукта. Можно сказать, что для социалистической экономики это серьезная проблема. Но обо всем по порядку.
В экономической науке термин «потребительная стоимость» имеет разное значение в зависимости от контекста, хотя суть в общем и целом остается прежней. Этот термин связан с понятием полезности – способностью предмета удовлетворять человеческие нужды. А потребительная стоимость – это сам полезный предмет.
«Товар – говорит Маркс – есть потребительная стоимость, или предмет потребления, и «стоимость». Он обнаруживает эту свою двойственную природу, когда его стоимость получает собственную, отличную от его натуральной, форму проявления, а именно форму меновой стоимости»[31]
«Полезность вещи – говорится в учебнике 1954 года – её свойства, благодаря которым она может удовлетворять ту или иную потребность людей, делают вещь потребительной стоимостью. Потребительная стоимость может или непосредственно удовлетворять личную потребность человека или служить средством производства материальных благ. Например, хлеб удовлетворяет потребность в пище, ткань — потребность в одежде; потребительная стоимость ткацкого станка состоит в том, что с его помощью производятся ткани»[32]
Ручка или станок – это потребительные стоимости. Напиток или гречка – это потребительные стоимости. Картошка или холодильник – это потребительные стоимости. Когда мы говорим о количественной оценке, то речь в таком случае идет лишь о количестве самого предмета. То есть величина потребительной стоимости – это 10 ручек, 5 килограммов картофеля, 3 холодильника и т.д. Равно как и оценка полезной вещи подразумевает исследование качества (вес, состояние, вкус, форма и т.д.).
«Так как товар покупается покупателем не потому, что он имеет стоимость, а потому, что он есть «потребительная стоимость» и употребляется для определенных целей, то само собой разумеется: 1) что потребительные стоимости «оцениваются», т. е. исследуется их качество (точно так же, как количество их измеряется, взвешивается и т. п.); 2) что когда различные сорта товаров могут заменить друг друга для тех же целей потребления, тому или иному сорту отдается предпочтение и т. д. и т.д. «[33]
Полезная вещь – это не только предмет труда. Это также могут быть и естественные вещества природы: лес, луга, морская и родниковая воды, ветер, солнечная энергия и так далее[34]. В человеческом обществе они также учитываются, используются и употребляются.
Вместе с тем понятие «потребительная стоимость» означает не только полезную вещь или общественное благо. Нередко оно используется для обозначения самой полезности или полезного эффекта отдельно от вещи, как синоним понятия «полезность». Например, Маркс утверждал, что потребительная стоимость машины (средства труда) состоит в высвобождении труда[35].
Здесь количественно измеряется тот полезный эффект, который дает нам предмет. Полезность машины измеряем через количество сэкономленного труда, а полезность аспирина – через длительность и интенсивность эффекта. Полезность блюд – через калории. И так далее.
Теперь мы подходим к той самой проблеме. Классики писали, что при коммунизме во главу угла будет поставлена именно потребительная стоимость, полезность вообще. К примеру, Энгельс утверждал, что «план будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда»[36].
Что имел в виду классик? Что значит взвешивание и сопоставление? Будет ли коммунистическое общество оценивать и соотносить полезность как-то субъективно, умозрительно, на свое усмотрение или же тут появятся объективные критерии? Будем ли мы сравнивать только одинаковые по сути предметы или же будем сравнивать все предметы? Если второе, то как сравнивать полезность автомобиля и лекарств, жилья и блюда, напитка и обуви?
Понятное дело, что классики ответить на эти вопросы не могли. Они лишь умозрительно предположили, каким будет и должно быть коммунистическое хозяйство. И предположения эти были в крайне общих чертах. Такова цена научного предсказания. Как бы то ни было, на долгие годы данная проблема не затрагивалась.
Все изменил советский социализм. В 50-е годы экономисты стали возвращаться к этой теме. Именно тогда родилась, так сказать, «теория потребительной стоимости» – теория количественной оценки. С конца 1950-х и вплоть до 80-х многие авторы занимались данной проблемой.
В сочинении Г.Г. Азгальдова «Потребительная стоимость и её измерение» собран богатый материал относительно основных авторов и концепций[37]. Этим занимались академик С.Г. Струмилин (критерий потребительной корзины), В.С. Немчинов (критерий экономии общественных затрат), В.А. Волконский (критерий – целевая функция потребления), В.А. Трапезников (эффективные единицы измерения), сам Азгальдов (интегральное качество на основе квалиметрии) и многие другие. Также к этой проблеме примыкают авторы и методы, занимавшиеся оценкой качества предмета, с точки зрения его эффективности и полезности.
И вот в 1980-1990-е гг. господа Попов, Ельмеев и Долгов выдвинули еще одну концепцию – трудовую теорию потребительной стоимости[38]. Чуть более опальную и претенциозную. Понятно, что в таком случае все разговоры о «новой парадигме» пусты. Парадигма-то уже задана и сформирована. В рамках этой парадигмы авторы и сочиняют новую теорию.
К сожалению, г-н Попов и его компаньоны не объясняют, чем им не угодили прежние концепции. Например, в сочинениях 1990-х гг. мы вообще не найдем ни ссылок, ни намеков или отсылок к указанным теориям, ни их критики[39]. Авторы начинают свои измышления в чистом поле, как бы с нуля (хоть Маркса с Лениным не отбрасывают). Даже в большом 500-страничном сочинении Ельмеева «Социальная экономия труда» – а это главный труд, обобщающий все ранее сказанное – ничего по этому поводу нет. Есть лишь небольшая глава «Из истории анализа потребительной стоимости», которая занимает скромные 8 страниц[40]. В ней нет критики Струмилина, критики Азгальдова и др. Совершенно не ясно, чем г-ну Попову и пр. не угодили те теории, и чем вызвана разработка новой концепции.
Таким же образом обстоят дела с «научной проработкой» вопроса. Их метод количественной оценки полезности, несомненно, уникален и интересен:
«Полезность, потребительная стоимость факторов производства (рабочей силы, средств производства, сырья и материалов), может быть сведена к высвобожденному благодаря этой полезности живому труду, а единица этого сэкономленного труда служит мерой потребительной стоимости продукта. В этом суть закона потребительной стоимости»[41]
Заметим, что речь в данной теории не идет об оценке полезности только факторов производства (средств труда и рабочей силы). Если бы речи шли только об этом, то всё было бы корректно и адекватно. Хотя и тут фразы про «великий научный подвиг», «новую парадигму» и прочее были бы излишни. Но авторы, к великому сожалению, хотят именно громких фраз и высокой претензии. А потому идут дальше – теория распространяется на все продукты труда (в том числе на предметы личного потребления, на предметы общественного потребления, а не только на факторы материального производства).
В итоге получается потрясающая идея! Полезность любого продукта будем оценивать через сэкономленный при его создании труд. Казалось бы, почему? Логика проста до безобразия: раз факторы производства высвобождают труд, то давайте и все предметы оценивать через высвобождение труда.
Представим себе мир, где такой принцип реализован. Полезность яблока теперь равна 2 сэкономленным часам. А полезность вон тех кроссовок – 5 часов. Полезность такого-то жилища – 2 часа. Еще интереснее будет протекать сравнение между собой разных предметов: полезность «Ибупрофена» – 2 часа, «Аспирина» – 7 часов, а «Но-шпы» – 50 минут… И это не длительность эффекта препарата, а количество сэкономленного труда при их создании.
Смотрит общество на такие показатели и ничего толком не видит. Оно не может понять, какое обезболивающее действительно полезно, например, для раковых больных на терминальной стадии. И какое обезболивающее, соответственно, нужно обществу в целом. Для снятия боли не важно, сколько труда затратили или сэкономили при создании препарата. Для снятия боли важны соответствующие компоненты и соответствующие показатели. Например, длительность эффекта, быстрота наступления эффекта, интенсивность, побочные действия и т.д. Но качества самого продукта уходят из поля зрения, если мы оцениваем полезность через экономию труда. И вот вместо создания действительно полезных вещей – в том числе нужных лекарств – коммунистическое общество будет создавать лишь ненужный хлам.
Более того – коммунистическое общество будет заточено производить лишь машины и факторы производства. Напомним, что знать полезность нам требуется для более рациональных затрат труда и затрат ресурсов. С критерием экономии труда наивысшей полезностью или наибольшей потребительной стоимостью будут обладать только машины (факторы производства вообще). И совершенно очевидно, что факторы производства высвобождают труда больше чем все остальные предметы вместе взятые. Их полезность выше чем полезность остальных предметов (тех же лекарств, продуктов питания и т.д.). А значит, коммунизм по Попову будет производить главным образом машины. Даже если человек сможет создать полностью автоматизированные системы – без участия человека – каких-нибудь андроидов и прочее, то и в таком случае общество будет создавать преимущественно машины. Ведь машины обществу полезнее лекарств и продуктов питания…
В общем, критерий, что выдвинули господа Попов и Ко никуда не годится. Повторим, если бы дело ограничивалось только факторами производства, то еще куда ни шло. Но все предметы труда?! Это нисколько не проясняет полезность самих предметов. Не проясняет их качества, их свойства, насколько хорошо они удовлетворяют ту или иную потребность, насколько они эффективны в своей области и так далее.
Но подождите. Наши ученые не лыком шиты. Предложив один критерий, они тут же предлагают другой:
«Потребительная стоимость любого продукта труда может быть сведена к одинаковой основе — высвобождаемому благодаря его полезности живому труду, а единица этого сэкономленного труда может служить не менее добротной мерой потребительных стоимостей, чем единица затраченного, овеществленного в них общественного труда для измерения стоимостей»[42]
Отныне мы будем считать полезность вещей через то количество труда, которое они высвобождают. В идеале предполагается, что речь должна идти лишь о тех предметах, которые используются в качестве сырья, полуфабрикатов, орудий или предметов труда. И это была бы адекватная точка зрения.
Это не распространялось бы на предметы личного потребления. Их полезность мы бы никак не могли понять, а значит – не могли бы регулировать производство. И потому авторы идут дальше, говоря, что это распространяется на абсолютно любой продукт труда.
То есть любой продукт полезен тем, что высвобождает труд: замещает его собою, словно машина, или просто увеличивает производительность. К примеру, хлеб трудится на заводе вместо человека или же обладает тонизирующим и стимулирующим эффектом, как кофеин или энергетические напитки. Так действуют и аспирин, и ботинки, и рубашка, и даже лампочка в туалете. Вот надели вы красную рубашку – производительность труда обычная. Надели белую, свежую и только выглаженную – производительность тут же повысилась в 3 раза! Поставили лампочку в туалете на 20 Вт – это экономит труд. Неизвестно чей, неизвестно какой, неизвестно где и как, но экономит!
Нет нужды особо пояснять, что, например, лампочка в туалете, аспирин, ботинки, рубашка, стол и пр. не экономят труд. Это делают машины и факторы производства вообще. У тех предметов иные свойства, иная «конструкция», иное предназначение и иное использование. Проще говоря, такой критерий – никуда не годится. Он вновь ни на йоту не проясняет полезность самого предмета. Лишь запутывает нас.
Не лишним будет добавить еще один факт. Как мы указали ранее, полезностью для общества обладают не только продукты труда, но и естественные дары природы. Так что действительная теория потребительной стоимости должна охватывать все общественные блага вообще. А не только продукты труда. «Великий научный подвиг» оставляет эти блага за бортом. Их полезность превращается в тайну в тайн.
Оценивать полезность нужно либо с точки зрения количества необходимых продуктов, либо – на основе самого полезного эффекта. В обоих случаях крайне тяжело, если вообще возможно, приравнять разные предметы друг к другу, сравнить их друг с другом. Мы можем оценить полезность лишь одинаковых предметов.
К примеру, не трудно сравнить, полезность «Ибупрофена» и «Аспирина» на основе ряда показателей (длительность эффекта, интенсивность, побочные действия, скорость наступления эффекта, вкус – если это важно). Затем вывести среднее значение или средний коэффициент полезности каждого препарата. Можем сравнить между собой разные средства производства на основе все той же экономии труда. Но вот можем ли мы сравнить средств труда с полезностью «Аспирина»? А полезность лекарств с полезностью чистящих средств для мытья посуды? Полезность жилья с полезностью блюда? Это представляется крайне сложным занятием. Эти предметы предназначены для разных целей. Соответственно, полезный эффект у них не просто количественно различается, но и различается качественно. Это как сравнивать звук с температурой или упругость с громкостью.
Даже предметы одной категории могут быть разными. Например, есть разные группы лекарств: болеутоляющие, антибиотики, пробиотики, противовирусные, слабительные, повышающие иммунитет, ферменты и так далее. Как можно сравнить полезный эффект антибиотиков с полезным эффектом болеутоляющих? А как можно сравнить полезность антибиотиков с полезностью кофе?
На данный момент мы видим лишь несколько выходов из ситуации:
- Мы сравниваем между собой только одинаковые предметы (лекарства с лекарствами, шляпу с шляпой, помидор с помидором) на объективной основе;
- Мы находим или сочиняем некое «интегральное качество», которое могло бы объединить в себе все качества предмета, и на этой основе будем сравнивать все предметы между собой;
- Мы оцениваем полезность на своё усмотрение через целый ряд факторов: количественный спрос на продукты, отзывы потребителей (самих же производителей), ряд клинических или экспериментальных испытаний и т.д. Это будет соединение субъективной и объективной оценки.
Возможно, существуют и другие решения. В любом случае мы приходим к выводу, что экономия труда как единый критерий полезности никуда не годится. А вместе с ним никуда не годится и вся теория. Эта теория не вносит абсолютно никакого вклада в развитие указанной мысли, в решение указанной проблематики. Она только запутывает ученых, отдаляет их от истинного решения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В конечном итоге анализ концепций Попова показывает, что они созданы с грубой фальсификацией и игнорированием фактических данных, подменой понятий, демонстрацией невежества в элементарных понятиях и отсутствием даже формальной логики. Едва ли наших «марксистов» интересует истина.
Попов и его подельники наглейшим образом пользуются доверием масс, обращают его против них же, обманывают их. Играя в «проповедников», они подсовывают трудящимся ложь и ведут их к гибели.
Вместо диктатуры пролетариата и действительной борьбы – экономизм и невнятные домыслы, приправленные ложью. Вместо исследования советского опыта – пустые слова, прикрашенные силой авторитета. Вместо истины – невежество и вера.
Спрашивается, как же после всего этого характеризовать действия Попова и его организаций, если они заняты только пустой болтовней и пережевыванием исковерканных на свой лад положений? Это – действия против пролетариата. Наши доктора и кандидаты наук – буржуазные профессора и буржуазные доценты, что верой и правдой служат капиталу.
Сознательные ли они враги рабочих или просто заблуждаются (что трудно предположить с учетом их регалий, опыта и знаний), результат все равно один – сильнейший удар по пролетариату. Чем дольше пролетариат находится в заблуждении, тем дольше страной правит буржуазия.
Этот материал – ещё не конец. В следующей части мы предпримем штурм главной “твердыни” Попова – его философского метода. Мы разберём поповскую диалектику и её применение как самим профессором, так и его поклонниками. Ждите новых материалов.
[1] В.И. Ленин. Государство и революция // Полн. Собр. Соч., Т. 33, с. 34.
[2] Советы как форма государственной власти. М.В. Попов, 6:14 – 6:44 // https://www.youtube.com/watch?v=lDJIWs8eHSs&t=758s
[3]В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Уроки и перспективы социализма в России, с. 109.
[4] Профессор Попов. Прямые выборы – отход от Советов, 1:05 – 1:49 // https://www.youtube.com/watch?v=Gml2cZ_IMsg&feature=youtu.be
[5] Профессор Попов. Как устроена Советская власть, 22:20 – 22:29 // https://www.youtube.com/watch?v=PFCREOrf8g4&feature=youtu.be
[6] В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Выбор нового курса, с. 168 – 174.
[7] А.С. Казенов, М.В. Попов. Советы как форма власти, с. 42.
[8] См. Программа РКП (б), Политические задачи, п. 5.
[9] В.И. Ленин. Государство и революция // Полн. Собр. Соч., Т.33, с. 46 – 48.
[10] А. В. Зиновьев. Императивный характер депутатского мандата // Известия высших учебных заведений. Правоведение, № 1, 1984 г., с. 43 – 44.
[11] http://www.mn.ru/friday/83567
[12] См. Конституция СССР 1936, гл. 3, с. 34.
[13] См. Конституция РСФСР, гл.3, с.25.
[14]«Вопрос об отзыве решался по отношению…Ну как, приходили люди из партийных органов, из орготделов ЦК или орготдела обкома и решали вопрос с избирателями. То есть собирали там в конце концов округ, проводили целое собрание. Но это означает, что это работа сверху, а не работа снизу» // Советы как форма государственной власти. М.В. Попов, 11:43 – 12:01. https://www.youtube.com/watch?v=lDJIWs8eHSs&t=758s
[15]«В целом, в 1920-е гг. реализация отзыва депутатов носила характер очередной мобилизационной кампании. На совещании, проведенном по инициативе ВЦИК в ноябре 1927 г., констатировали, что «в большинстве случаев отзывы происходят не по инициативе самих избирателей, а по директиве сверху, кампанейским путем»» // Н.С. Саламатова. Отзыв депутата в Советской России: законодательство и практика реализации (1917 – 1936 гг.). http://e-notabene.ru/hr/article_19603.html
[16]См. Н.С. Саламатова. Отзыв депутата в Советской России: законодательство и практика реализации (1917 – 1936 гг.) // Genesis: исторические исследования. — 2017. – № 5. – С.48-60.
[17] «Ядром ее работы (работы партии – прим.) должна быть организация Советов на предприятиях как будущих органов новой, социалистической власти, а в настоящем как органов коллективного самоуправления трудящихся, органов их борьбы за самые насущные интересы. Только тогда, когда на крупнейших предприятиях будут функционировать Советы, сформированные из представителей коллективов подразделений…только тогда вопрос о переходе власти к Советам может встать в практической плоскости… Опыт нашей революции учит, что социалистической революции предшествует период двоевластия, когда одновременно существуют орган буржуазного господства – буржуазный парламент – и органы будущей новой власти – Советы, съезд которых, собрание или комитет представителей призваны установить новую власть» // В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Уроки и перспективы социализма в России, с. 122 – 123.
[18] Профессор Попов. Контрреволюция в СССР // https://youtu.be/0HoVpPEdJkY?t=259
[19] М.В. Попов. Был ли в СССР госкапитализм? 6:51 – 7:15 // https://www.youtube.com/watch?v=aUsVvlRtNTk
[20] М.В. Попов. Диалектика – ключ к истине.
[21] М.В. Попов. Этапы реставрации капитализма в СССР… // http://www.r-p-w.ru/etapyi-restavraczii-kapitalizma-v-sssr.html
[22] См. БСЭ «Государственный капитализм».
[23] https://youtu.be/aUsVvlRtNTk?t=428
[24] «…между капитализмом и коммунизмом лежит известный переходный период. Он не может не соединять в себе черты или свойства обоих этих укладов общественного хозяйства…периодом борьбы между умирающим капитализмом и рождающимся коммунизмом…» // В.И. Ленин. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата. Полн. Собр. Соч., Т. 39, С. 271 – 272; Также см. В.И. Ленин. Замечания на книгу Н. Бухарина «Экономика переходного периода». И др.
[25] «В ходе социально-экономической трансформации 80-90-х годов практически одновременно осуществлять коренные изменения в отношениях собственности и проводить соответствующие институциональные преобразования, радикально менять конституционно-политическое устройство страны, трансформировать…структуру народного хозяйства…» // Коллектив авторов под ред. Е.Т. Гайдара. Экономика переходного периода, с. 4.
[26] В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Выбор нового курса, с. 35 – 40.
[27] Там же, с. 60 – 76.
[28] См. И.В. Сталин. Об итогах XIII съезда РКП(б): Доклад на курсах секретарей укомов при ЦК РКП(б) 17 июня 1924 г.
[29] «…великий научный подвиг совершили ученые марксисты, которые в условиях диктатуры буржуазии обосновали теорию потребительной стоимости (В.Я.Ельмеев, В.Г.Долгов, М.В.Попов)» // http://www.r-p-w.ru/ob-urokax-kontrrevolyuczii-v-sssr.html
[30] См. В.Я. Ельмеев. К новой парадигме социально-экономического развития; Социальная экономия труда. Предисловие. И др.
[31] К. Маркс. Замечания на книгу А. Вагнера… // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, Т. 19, с. 384.
[32] Коллектив авторов под ред. К.В. Островитянова. Учебник политической экономии, с. 65.
[33] К. Маркс. Замечания на книгу А. Вагнера… // К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, Т. 19, с. 387
[34] «Вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда её полезность для человека не опосредствована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д.» // К. Маркс, Капитал. Т.1, с. 50.
[35] К. Маркс. Экономическая рукопись 1861 – 1863 гг. // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, Т.47, с. 363.
[36] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, Т. 20, с. 321
[37] См. Г.Г. Азгальдов. Потребительная стоимость и её измерение, с. 42 – 57, с. 120 – 152.
[38] См. В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Выбор нового курса. с. 86 – 152; Уроки и перспективы социализма в России, с. 43 – 109.
[39] Там же.
[40] См. В.Я. Ельмеев. Социальная экономия труда, с. 99 – 107.
[41] В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Выбор нового курса, с. 89.
[42] В.Г. Долгов, В.Я. Ельмеев, М.В. Попов. Уроки и перспективы социализма в России, с. 64.